Барон и кошки

Итак, начался пятый день моей новой карьеры: компаньонки, врача,горничной и кухарки в одном лице.

День начался, как и предыдущие дни. В 8 утра я вскочила, чтобы, прежде всего, вывести собак на улицу. Их две - огромные дворняги, один с примесью лабрадора, другая - восточно-европейской овчарки. Собаки требовали немедленного внимания, так как в противном случае они писали и какали прямо на дорогостоящие персидские ковры в гостиной.

Итак, первое - собаки. Они были благополучно выведены. За это время проснулся хозяин. Услышав, что он зашевелился в постели, я вошла и, пожелав ему доброго утра, предложила подать ему ромашковый чай в постель. Подав чай, я пошла на кухню и сварила ему геркулесовую кашу. Он долго не выходил к завтраку. За это время я успела пропылесосить гостиную и холл.

Гостиная огромная, не менее 80 квадратных метров. Одна стена стеклянная и выходит в сад перед домом. Остальные три стены сплошь увешаны картинами старых голландских мастеров 16 -18 веков. В основном это портреты дам и господ в дорогих и пышных нарядах. Интересное впечатление - ходишь по гостиной и кажется, что все это живые люди, и они следят за тобой. Входишь в комнату - они смотрят на тебя, идешь вглубь гостиной - они следят за тобой, сидишь - и они опять смотрят на тебя и, кажется, даже поворачивают головы. Это магическое впечатление живых и следящих глаз иногда, особенно по вечерам, немного устрашает. Кажется, что ты постоянно находишься под перекрестным досмотром.

Хозяин дома господин Rudy van der Dijk - барон из старинного голландского рода. На фасаде виллы - герб семьи с геральдическим львом и именем основателя рода.

Rudy болен. Летом, в июле, он лежал в больнице, совершенно обессиленный, с гектической температурой. Почти каждый вечер она повышалась до 40 градусов.

Стояла отчаянная жара и, когда мы вместе с моей голландской подругой пришли его навестить, я была почти обескуражена и потрясена его видом. Он был обследован со всех сторон, но причину повышения температуры так и не нашли, а просто подавили инфекцию антибиотиками.

С сентября по декабрь он был настолько слаб, что не мог работать. В декабре, после очередной простуды, получил воспаление мочевого пузыря и сейчас, уже почти целый месяц, у него к вечеру поднимается температура до 38-39 градусов. Rudy позвонил мне, попросил как врача осмотреть и полечить его, а заодно и помочь немного по хозяйству.

В его большом и богатом доме с белым мраморным холлом, увешанным геральдическими лентами, богатой гостиной, набитой дорогой антикварной мебелью, серебром, фарфором и картинами, живут 13 кошек, две большие собаки, голубь, куры, гуси и сам хозяин. Кошек, к моему счастью, уже осталось 12. Одна, самая старая (ей было 14 лет), умерла вчера. Когда мы пришли из магазина, Rudy сообщил мне в ужасе, что кошка заболела и почти умирает. Схватив ее, он побежал за корзинкой. Нежно положив кота в корзину и укутав его дорогим шотландским шарфом, хозяин, чуть не плача, побежал в машину, сказав, что немедленно едет к доктору, и уехал.

Через 1,5 часа он вернулся, как - бы даже похудевший и заплаканный. Кота пришлось оставить у врача, у него был отек легких и его усыпили. Это было настоящее горе. Я попробовала посочувствовать, но, по-моему, у меня не получилось выразить очень глубокие чувства соболезнования, хотя, конечно, было жаль милое животное. Кот был старый и всему, как известно, приходит конец.

В доме отчаянно воняет кошками. Запах тошнотворный, по всему дому. На кухне и в комнатах хозяина множество баков с гранулами, куда кошки справляют свои естественные нужды. В комнатах Rudy он особенно сконцентрирован. Большинство кошек, штук девять, живут здесь же, вместе с хозяином, восемь - спят в его постели. Четверо - под одеялом, четверо - на одеяле. Постель без простыней и пододеяльника, естественно, вся в кошачьей шерсти. Похоже, что она никогда не чистилась.

Гостиная, да и весь дом, несмотря на выдающееся богатство, имеют вид запустения. Давно было пора отремонтировать и холл, и спальню, и столовую, так как всюду трещины, оторванные куски обоев. Любимое кресло Rudy все изодрано кошками, от кресла осталась одна форма, одетая в остатки старинного бархата. Вековая пыль и паутина плотно окутали дом: стены, ножки старинной мебели, углы гостиной и столовой.

Мне не было ничего сказано, но, смилостивившись над бароном, я решила пыль ему убрать, поэтому во второй день своего пребывания лихо взялась за уборку и долго и терпеливо пылесосила не только ковры и весь дом, но и его постель.

Белья на постели нет, наволочка - немыслимого цвета с полным комплектом кошачьей шерсти всех цветов. После долгих попыток, мне все-таки удалось привести постель в более или менее приличный, т.е. без ужасающего количества кошачьей шерсти, вид. Наволочка так и осталась черно-пестрой. Заменить ее я не решилась, побоявшись поставить хозяина в неловкое положение.

Кошки - всюду и всегда. Их надо кормить один раз в день, выставляя три чистых тарелки на кухне и девять в комнате Rudy. На кухне едят животные более здоровые, а в его комнате - больные (одна из них слепая), и престарелые. Престарелым положено подавать из особой банки под названием "Zee Vis". Кроме того, на ночь им нужно приносить еще три полных тарелки с Viskas. Это блюдо кошки обожают и, когда я их открываю, все ходячие особи сталпливаются вокруг, рискуя попасть либо под острие ножа, либо под край открываемой банки. Собаки тут же. И, несмотря на то, что они уже съели две огромные миски своей еды, мешают и лезут в открываемые банки.

Во время завтрака и обеда кошки скачут по столу и лапами стараются поймать что-нибудь вкусное в твоей тарелке. Это мешает, а иногда и раздражает. Хозяин дает им из своей тарелки кусочки мяса прямо на столе, и они охотно присоединяются к общей еде.

С собаками я гуляю по огромному, очень красивому старому парку, принадлежащему Rudy, 4 раза в день, но это не мешает им периодически помочиться то на ковер в холле, то на кухне у холодильника, а иногда и на дорогие персидские ковры в гостиной. Иногда, когда все уже чисто: вытерта пыль, и кажется, что все сверкает, происходит несчастье.

Одно из многочисленных домашних животных без видимых причин начинает рвать. Чертыхаясь и почти плача, я бегу за тряпкой и убираю за животными. Первые 4 дня я металась и уставала так, что к вечеру просто падала с ног. А нужно было еще и лечить Rudy. Сегодня как будто - бы все стало спокойнее. То ли я приспособилась, то ли животные ко мне привыкли, но у меня даже осталось время почитать газету и кое-что записать.

Хозяин - высокий породистый господин с точеным лицом аристократа, красивыми руками и острыми, чудаковатыми глазами. Он занимается историей парковых культур, и даже защитил диссертацию на эту тему. На второй день моего приезда мы пошли, вернее, поехали, в супермаркет и аптеку. Мы должны были купить ему лекарства и травы, которые я ему прописала. Он был в невыразимо шикарном, артистического покроя пальто, элегантной шляпе и небрежно накинутом дорогом, ручной работы, шарфе. Отчетливо было видно, что это господин не из бедных и ординарных. По его внешнему виду было трудно представить, что он одинок, по-видимому, не очень счастлив и спит в немыслимой грязи и вони. Как-то, войдя в его комнату, чтобы предложить чай, я увидела, что он лежит на кровати в костюме и уличных ботинках поверх дорогого, верблюжьей шерсти одеяла.

На улице было для Голландии холодно, - 6 градусов и скользко. При подходе к магазину я поскользнулась и упала. Ох, сказал Rudy, но не наклонился, чтобы помочь мне встать, и не подал руки. Я решила ни на что не обращать внимание: ни на пахнущие как в России туалеты, ни на неработающий душ. Оказалось, что мыться надо только пользуясь раковиной в ванной.

Rudy однажды предложил мне принять ванну, но я решила подождать до дома, так как ванная с вековой грязью, бороться с которой было бы бесполезно, внушала мне явные подозрения. Ванная комната полна картин и старинных гравюр и, когда моешься, кажется, что молодые люди в форме легионеров наполеоновской эпохи тебе подмигивают и нахально улыбаются. Среди них один - задумчивый и похож на Ленского, а остальные - явные проказники.

Кроме того, выяснилось, что в доме нет стиральной машины и все тряпки после уборки за животными надо стирать руками. Почти все электричество в доме не работает. И очень аккуратно следится за тем, чтобы свет всюду был потушен. В первый вечер моего приезда в гостиной были зажжены три лампы. Их было явно недостаточно, чтобы осветить такое большое помещение. Но на второй вечер один из торшеров был выключен, и стало еще темнее. Боже мой! При таком богатстве, такая экономность, мне было трудно это понять.

Помимо лечения, я должна была ему готовить еду. Чтобы себя обезопасить, я его спросила, что он любит: может быть, куриное мясо или куриный бульон.

- Я не выношу куриное мясо и нахожу его ужасным! Это было сказано одновременно с таким достоинством и презрением, как будто бы господин держал речь на Потсдамской конференции и вещал об ужасах 2-ой мировой войны.

Впрочем, как говорят голландцы, он вполне lief, т.е. мил. Похоже, что он очень страдает от одиночества и отсутствия заботы, так как совершенно покорно выполняет все, что я ему говорю.

- Rudy, ты должен пить ромашковый чай.

- Хорошо, - говорит он покорно. Не будешь ли ты столь любезна и не принесешь ли его мне?

- Конечно, одну минуту.

И через минуту он уже пьет ромашковый чай, который почти всегда стоит у меня наготове.

- Rudy, пришло время принимать лекарство.

- Хорошо, - отвечает он, и садиться в кресло.

Я приношу ему лекарства, которые сама же и прописала, он, как ребенок, открывает рот и я вливаю ему микстуры и витамины.

- Rudy, тебе неплохо было бы пойти в постель и полежать.

- Я иду, если ты так считаешь нужным.

Он покорно идет в спальню, правда, через раз ложась в постель прямо в ботинках. За это я еще не взялась, впрочем, и не считаю нужным его воспитывать. Моя задача любыми средствами поднять его на ноги и помочь с ведением хозяйства пока он болен. А воспитанием пусть занимается кто-то другой.

В доме мучительно тихо. Слышны лишь машины, проезжающие в 100 метрах от дома, да тиканье больших и старинных часов в гостиной. Кажется, что жизнь замерла. Только с портретов на тебя смотрят глаза давно уже ушедших людей. Впрочем, периодически громко и противно кричит кошка, которая все время мечтает вырваться на улицу, чтобы, как говорит хозяин, "vrijen", т.е. заниматься любовью.

- Но ведь еще совсем не март, - удивленно спросила я у Rudy.

- Ну и что, - ответил он. Она всегда хочет любить

Это единственная не стерилизованная и не кастрированная кошка в доме. И, естественно, что она хочет любить.

Оказалось, что Rudy не любит музыку. На мое высказанное желание в следующий раз приехать с приемником, чтобы послушать музыку, он ответил:

- Хорошо, только тихо и не целый день. Я не люблю музыку.

Я изумленно замолчала. Мне было совершенно не понятно, как может не любить музыку человек, имеющий огромную библиотеку старинных и современных книг по европейской истории, истории искусств, каталоги европейских парков и дворцов, человек, на стенах которого запросто висят "малые голландцы" и дивные старинные акварели. Загадка.

Поразила меня и история моих отношений с животными. Утром, когда я выхожу из своей комнаты, собаки радостно кидаются мне на встречу. Выползают поприветствовать и все ходячие кошки.

- С добрым утром, животные, - говорю я по-русски.

Собаки радостно виляют хвостами, а кошки тихо начинают мяукать. Затем я говорю, опять же по-русски:

- Ну-ка, собирайтесь, пошли гулять.

Собаки радостно бегут к двери на кухне. Сюда же старается просочиться и кошка, желающая пофлиртовать. Во время прогулки мы тоже общаемся по-русски, я специально стараюсь научить собак русскому языку.

- Ledy, так зовут даму, - куда ты бежишь, иди рядом, как Olding (это молодой, огромный пес). И Ledy подходит и идет рядом. Первое время я подкрепляла свои уроки печеньем "Мария", а теперь это уже и не надо. Они слушаются немедленно.

Сегодня произошло совершенное чудо. Я сидела в гостиной и чистила мандарины. Собаки суетились вокруг - они обожают мандарины.

- Дай лапу, тогда получишь, - сказала я по-русски Olding.

К моему изумлению, пес подал мне лапу. То же самое я проделала с Ledy и она, совершенно отчетливо поняв русскую речь, протянула мне лапу. Я была настолько поражена, что повторила этот номер неоднократно, в результате чего, собаки получили все очищенные мандарины. Еще одна загадка. Похоже, что собаки, как я и предполагала прежде, общаются не на вербальном уровне.

Вечером я села записать свои заметки. Старые сосны, липы и вязы смотрели в широкие во всю стену окна гостиной и холла. Ledy уютно устроилась в кресле хозяина. C левой стороны на меня глядел с портрет господина, явно из 15 века, весь закованный в латы, в перчатках с широкими крагами и внимательными, чуть насмешливыми глазами. Казалось, что он ко мне присматривается. Женщина на портрете справа с большим белым воротником и большими белыми манжетами смотрела печально, немного недоуменно и даже сурово. " Понимаешь ли ты что-то в жизни?" - так и хотелось мне ее спросить.

Внезапно резко зазвонил телефон. Аппарат был один на весь большой дом. Я подошла к телефону, испугавшись, что резкий телефонный звонок разбудит хозяина дома. Почти в этот же момент в гостиную вбежал Rudy, он был совершенно голый и босой.

Я была настолько поражена, что в испуге спросила:

- Rudy, почему Вы босиком ходите по холодному полу? Идите в постель, у Вас же высокая температура.

Мне не пришло в голову спросить, почему он посмел появиться перед дамой в чем мать родила. Видимо, достаточно важной дамой я для него не была. Тем не менее, он покорно ретировался в свою постель.

Вчера мы с Rudy повезли трех котов к ветеринарному врачу. Один кот был слепой, другой очень старый и с трудом передвигался, а у третьего очень плохо пахло изо рта. Rudy решил всех троих обследовать. Коты были посажены в большие корзины, а старый - накрыт белоснежной простыней.

Дом ветеринарного врача, белый особняк со змеей - символом мудрости на стене и вывеской "Клиника для животных", находился в 15 минутах езды от нашего дома. Коты были успешно обследованы, двум из них даже сделали рентген. У старого кота оказались плохие зубы. Доктор предложил их удалить, но не было ясно, переживет ли кот наркоз, поэтому кота решили оставить доживать со старыми и гнилыми зубами. По дороге назад я думала: "Как странен и несправедлив этот мир. Вчера весь вечер по всем каналам европейского телевидения показывали бомбежку Грозного. Там - погребенные под развалинами домов люди, раненые, крики маленьких детей и женщин, взрывы и смерть. Здесь - клиника для животных с белоснежными простынями и чистыми махровыми полотенцами. Поистине, в мире нет справедливости.

Rudy называет кошек "детишки". Сегодня я увидала, как он схватил белоснежную, только что мной выстиранную тряпку для мыться посуды, судорожно подбежал к канапе и стал этой тряпкой счищать с канапе кошачью шерсть.

- Что Вы делаете, - спросила я в ужасе?

- Канапе очень грязное, его надо немного вытереть, тут всюду шерсть от детишек, - ответил он.

- Но ведь для этого есть множество других тряпок.

- Не беда, эту тоже можно постирать, - услышала я.

Закончив работу, он положил грязную тряпку назад в раковину для мытья посуды. Естественно, что я эту тряпку просто выкинула.

Среди дня, придя на кухню, я увидала кота, писающего прямо в раковину для мытья посуды. Прогнав кота, вымыв и ошпарив раковину крутым кипятком, я побежала к Rudy.

- Rudy, только что кошка написала в раковину.

- На прошлой неделе они написали в суп, - ответил он вяло.

- Вы знаете, извините меня за нетактичность, но я все же доктор. Проверяли ли Вас в больнице на яйца глист? - спросила я бестактно.

- Нет, - важно ответил он. Врачи посовещались и решили, что моя болезнь никакого отношения к котам не имеет.

Я обескураженно замолчала.

За неделю я навела идеальный порядок в доме. Казалось, все стало по-новому сверкать, даже золотые рамы у картин после стертых с них пыли, стали выглядеть богаче. Мне стала нравиться обновленная атмосфера дома. Rudy был приветлив. После полученного от меня курса лечения, он стал заметно крепче и активнее. Температура упала, и он начал потихоньку приобщаться к жизни. По утрам и вечерам много говорил по телефону.

Вечерами стал брать в руки монографии по искусству и долго их рассматривать. Я была искренне рада. Казалось, что моя помощь ему явно шла на пользу. Сегодня, когда вдруг неожиданно залаяли собаки, подойдя к двери, я увидела подъехавшую дорогую машину, из которой вышел господин средних лет. Rudy отдыхал в своей комнате. Подойдя к двери, господин сказал довольно робко:

- Я племянник Rudy и приехал узнать, как у него дела

- Все хорошо, - ответила я. Ему значительно лучше.

В этот момент появился Rudy.

- Проходи, проходи, - и Rudy провел господина в гостиную.

Решив предложить им кофе или чай, я вошла в гостиную и минуты полторы стояла молча. На меня никто не смотрел. Наконец, взглянув на меня, Rudy спросил:

- Могу я тебе чем-либо помочь?

- Нет, нет, - ответила я. Я пришла спросить, не хотите ли вы что-нибудь пить.

- Нет, спасибо, - ответил племянник. И обжег меня пренебрежительным взглядом.

Я молча ретировалась. Меня поставили на свое место, не заметив ни мои старания и уж, конечно, не учитывая мои заслуги перед больным.

Во время обеда, который Rudy нахваливал, я смотрела на него и думала: "Господи, какое страшное несчастье - одиночество и как, по большому счету, несчастен этот человек, живущий среди такого богатства и не имеющий на склоне лет ни жены, ни детей, ни внуков. Человек, дарующий свою любовь многочисленным кошкам и называющий их детишками, и при всей своей спесивости - такой неустроенный в этом мире."

Я прожила у Rudy еще одну неделю. Он аккуратно принимал прописываемые мной средства, и я даже пожалела, что не приехала к нему раньше, в августе, когда он был так тяжело болен и, только что выйдя из больницы, сидел дома один, без всякой медицинской помощи и теплого человеческого участия. Сейчас, благодаря моим усилиям, он почти поправился и начал работать над книгой о парковом искусстве, которую пишет.

Расстались мы с Rudy тепло и доброжелательно. Я была рада, что он выздоровел, и мой труд не пропал даром, и простила ему его слабости. В конце концов, у каждого свои тараканы и глупая спесь, и непомерная любовь к кошкам - не самые страшные из человеческих слабостей. А он, похоже, был мне искренне благодарен и даже простил, что накануне, выйдя на улицу покурить, я выпустила трех кошек. В результате Rudy пришлось бегать по холодному и темному парку, выкрикивая их по именам. Двое из них нашлись, а третий - пока нет. Интересно, пригласят ли меня в следующий раз на работу? В конце концов, эта работа была ни самая плохая из всех.

Валентина Толстая

январь 1995